Во имя Отца, Сына и Святого духа!
| «Не для того, чтобы матери помочь, я убил – вздор! Не для того я убил, чтобы, получив средства и власть, сделаться благодетелем человечества. Вздор! Я просто убил; для себя убил, для себя одного…Мне надо было узнать тогда, и поскорей узнать, вошь ли я, как все, или человек? Смогу ли я переступить или не смогу!.. Тварь ли я дрожащая или право имею…» Ф.М. Достоевский. «Преступление и Наказание» |
Во имя Отца, Сына и Святого духа. Аминь! – На этом все дети мои, служба окончена.
Маленький храм стал понемногу пустеть, верующие, не громко переговариваясь, направлялись к выходу. Кто-то еще дочитывал последние молитвы, кто-то ставил свечи. Но в целом, воскресная служба была окончена.
Молодой священник – Отец Алексей – зашел в маленькую комнатку за алтарем, и сел на стул. Он медленно выдохнул воздух и откинулся головой к стене. В храме было жарко, с батюшки буквально дождем падали капли пота, а молодое лицо стало помидорно красным.
Причина столь обильного потоотделения была не только в жаркой погоде за окном, и жаре издаваемом десятками свечей. Жар был внутри. Каждая клеточка священника трепетала – Сегодня. Сегодня это случиться. То чего он ждал десть лет, то, что приходило по ночам, то, что нашептывалось неведомыми голосочками на ушко – сегодня это случиться. Сегодня должно придти успокоение, покаяние и умиротворение.
Алексей вышел из храма и направился к своей машине — «двенашки» «Жигулей» темно-синего цвета. Он сел за руль и, бросив последний взгляд на храм, резко повернул ключ в замке зажигания, выжал сцепление, и нажал на акселератор. Машина медленно, но проворно, поехала вперед. Навстречу судьбе. Он не мог больше терпеть, он и так делал это слишком долго.
Инженерное чудо волжского автозавода, в плотном потоке своих четырехколесных собратьев, неслось по трассе. Пальчики водителя нервно постукивали по рулю – Алексей был в предвкушении, наверное, это самое главное и ценное в любом деле – предвкушение! Когда все еще впереди, не так далеко чтобы быть мечтами, но еще и не так близко, как свершившийся факт. Предвкушение – неповторимое, непередаваемое чувство, от которого бросает в нетерпеливую дрожь. Сейчас оно безраздельно властвовало в голове молодого батюшки – предвкушение – это была его религия, его бог, его фетиш. Он думал только об одном, он жил предвкушением.
Темно-синее авто, подало левый поворот и съехало на одну из грунтовых дорог, уходящих в лес. Скорость пришлось снизить, дрожь нетерпения наоборот, только усилилась. Километров через пять, дорога уперлась в почти упавший забор давно заброшенного коллективного сада. Алексей остановил машину и заглушил двигатель. Он вышел и достал из багажника сумку с одеждой. Быстро раздевшись до трусов, батюшка сменил рясу на вполне светские: джинсы, кроссовки, футболку и ветровку. Церковная одежда заняла свое место в сумке, которая, в свою очередь, отправилась назад в багажник.
Сейчас, глядя на Алексея, было невозможно узнать в нем батюшку, скорее он походил на рокера, или неформала. Длинные волосы и окладистая бородка, на фоне джинсов и кроссовок, символизировали скорее протест, вызов, чем духовность. Он закрыл машину и уверенными шагами пошел вдоль забора в сторону леса.
Идти нужно было далеко – порядка 10 км., через полнейший бурелом. Но для бывшего бойца спецназа ГРУ Алексея Синицына это не было особенно сложно. Да, кроссовки были менее удобны, чем «берцы», да и джинсы с футболкой это далеко не камуфляж, но это мелочи. Сил придает другое – скоро, совсем скоро будет развязка. Десять лет ночных кошмаров, мыслей, планов, обдумываний и подготовок – уже через считанные часы станут прошлым. Прошлым, в котором уже наконец-то можно будет поставить точку.
***
Он почти у цели, уже слышен звук бензопилы – значит, расчет оправдался, все идет по плану. И от этого стало чуть не по себе. По логике, это удивлять и не должно – слишком тщательно была просчитана операция, чтобы в ней были сбои. Однако… что-то смущало. Алексей осмотрелся – посторонних не было, объект был один. Ну что ж, началась активная фаза.
— День добрый, милый человек! – крикнул Алексей, пытаясь перекричать звук бензопилы.
Человек с пилой вздрогнул и резко обернулся, шину с бегающею по ней, словно хомячок на колесе, цепью сместило, от чего пила начала издавать устрашающие звуки. Лесоруб быстро заглушил ее и стал рассматривать, не пойми откуда, взявшегося мужчину в джинсах и ветровке. Глаза его быстро бегали, словно у кота, съевшего хозяйскую сметану. Словно бы человек в джинсах был ему знаком, несколько в реальности, сколько в мире грез.
— Ты кто? Какого черта так подкрадываешься?
— Извините, я не хотел пугать, я заблудился просто… Вы не подскажите, как выйти на трассу, или к населенному пункту какому-нибудь? Я уже часов пять брожу, отчаялся почти, и тут звук пилы услышал, на него вышел!
— Грибник? – человек с пилой хмыкнул – где тут «заблуждаться» то? Весь лес — три сосны! Ладно, смотри, пойдешь вон туда…
Алексей подошел ближе к собеседнику, сделав вид, что внимательно слушает. Подойдя практически в плотную, он резким и хорошо поставленным движением, молниеносно, ударил стоявшего рядом человека в область шеи. Тот осекся на полуслове, пила выпала из его рук и с грохотом упала на землю, спустя секунды, вслед за ней рухнул и хозяин, с расширенными от ужаса (неожиданности, боли, еще чего-то?) глазами.
Алексей осмотрелся вокруг – по-прежнему никого. Лишь зеленый бортовой «Уаз» стоял чуть поодаль. Он достал из кармана ветровки белые хирургические перчатки и одел их, после чего выудил, из того же кармана, маленький моток клейкой ленты, и присел на корочки, перед поверженным собеседником. Быстро и четко он связал«скотчем» руки, и заклеил рот. В принципе, это было не обязательно – до того как он очнется, они уже доберутся до места. Но мелочей в таком деле нет, как не должно быть и случайностей.
Он встал, поднял бензопилу и направился к не допиленному дереву. «Подсосав» бензин, батюшка резким рывком шнура завел двигатель. Через пять минут дерево с треском упало вниз. Алексей заглушил пилу и направился с ней к «уазику», двигаясь, след в след по «тропке» в высокой траве, сделанной лежавшим сейчас без сознания человеком. Открыв борт, он запрыгнул в кузов машины и положил бензопилу в дальний угол. Кузов был пуст, за исключением лежавшего, свернутым в кучу, тентом, которым «черный лесоруб» накрывал перевозимые им дрова. Алексей спрыгнул и направился вновь к хозяину машины.
Батюшка закинул связанного себе на плечи и, едва поднявшись, с таким грузом, медленно пошел в сторону «уазика». Нести на себе взрослого мужика было конечно занятием не из легких, но тащить его волоком был не вариант. Характерно примятая трава и иные следы волочения – это зацепки для следователей. А их быть недолжно, не одной.
Забросив, слабо подававшее признаки жизни, тело в кузов, и закрыв его тентом, Алексей спрыгнул и закрыл борт. После чего залез в кабину и завел двигатель, благо прежний водитель «предусмотрительно» оставил ключ зажигания прямо в замке. Грузовичок двинулся с места, увозя своего хозяина, лежавшего сейчас в кузове под изношенным тентом, в последний путь.
«Уаз» подбрасывало на ухабах так, что Алексей пару раз даже ударялся головой о крышу кабины. Скорость была под 80, что учитывая машину, а главное дорогу, было весьма прилично. Но ехать тише было нельзя. Это самый опасный этап операции. Если за эти 15 км. им кто-то встретиться на пути – пиши пропало. Но судьба словно давала ему «зеленый путь» и спустя время, одолев заветную «пятнашку», зеленый бортовой «уазик» снизил скорость и свернул на еще более глухую лесную дорогу. Водитель ликовал – пусть впереди еще 10 км. пути, но самое сложное пройдено, «засветиться» здесь уже маловероятно.Вскоре, впереди показалась табличка:
Министерство обороны СССР
Режимный объект
Стой, предъяви пропуск!
Однако, на этом КПП давно уже было некому предъявлять пропуска. Последний часовой покинул свой пост здесь лет 40 назад. Алексей заехал на территорию и остановился. Сегодня на этой, давно заброшенной, военной базе будет приведен в исполнение приговор, вынесенный целых десять лет назад, но у таких дел нет срока давности.
***
Привязанный к стулу человек стал приходить в себя. Сначала он издавал лишь нечленораздельное мычание, но через пару минут речь стала осознанной. Благо говорить ничего не мешало – кляп виде клейкой ленты был давно сорван с его рта. Здесь он не нужен, место такое – кричи, не кричи.
— Ты кто – промолвил связанный, глядя на сидевшего, на полу, в позе лотоса, Алексея.
— Совесть – коротко ответил он.
— Совесть… — медленно повторил связанный.
Алексей сосредоточил на нем свой взгляд. Мужчина лет сорока, невысокого роста, почти лысый, а немногочисленные волосы на затылке слегка, не по возрасту, седоваты. Впрочем, внешний вид этого человека он знал хорошо, сейчас он сосредоточился на глазах – они, как это ни странно, не выражали страха. В них была какая-то пустота, даже безразличие. И словно в подтверждение, связанный человек произнес:
— Я ждал тебя. Знал, что ты придешь. Не знал, в каком облике и как ты это сделаешь, но я знал, что это случиться. Можно отбыть срок, уехать далеко, начать жить по-новому, но от себя не уйдешь. Не уйдешь от мыслей, воспоминаний.
Глаза Алексея налились кровью, он едва сдержался от того, чтобы обрушить на сидевшего напротив мужчину град ударов. Как он смеет себя жалеть? Как эта паскуда смеет говорить такие слова? Как смеет плакаться в его присутствии? Он разорвал бы мерзавца голыми руками – но это казнь, а не самосуд. Нужно все делать, как задумано. Он глубоко вздохнул и произнес:
— Значит, ты знаешь, кто я? Зачем тогда спрашивал?
— Хотел убедиться, что не обознался. Ну что слова, ты же хочешь меня убить, так? Приступай, закончим с этим. Я тоже устал. 10 лет бесконечного кошмара.
— Ты умрешь, не беспокойся. Но твоя смерть будет позже, она не должна быть простой. Смерть твоя должна быть очищением, расплатой за грех. Ты должен понять, осознать, раскаяться. И лишь потом умереть.
— А ТЫ ДУМАЕШЬ, Я НЕ ОСОЗНАЛ? – человек, который до этого говорил спокойно, перешел на крик – Ты думаешь, я не раскаялся? Ты знаешь, что ТАМ делают с таким как я? Ты знаешь, что такое быть ОПУШЕННЫМ? Когда тебя используют как резиновую бабу, когда с тобой есть за одним столом нельзя? Когда вся твоя жизнь, гребенных 6 лет, проходит у параши. Но это все фигня, самое страшное ночью – когда закрываешь глаза и видишь ее – она не плачет, не угрожает, она просто смотрит на тебя. И так каждую ночь, каждую ночь уже 10 лет. Хочешь убить меня, УБИВАЙ, черт побери, я буду рад этому. Это будет избавление от кошмара. И если у меня впереди ад – я его приму, ибо моя жизнь на земле давно стала адом. Мне не привыкать.
— Что ты здесь плачешься, мразь? – Алексей говорил спокойно, но руки его дрожали от злости – Ад у него. Хочешь, я тебе про настоящий ад расскажу? Хочешь, поддонок?
Мужчина не ответил. Он опустил глаза и смотрел в пол.
— Ад. Ад — это похоронить родную сестру. Маленькую девчушку, десяти лет, которую своим руками нянчил. Которую, по ночам урывать вставал. Похоронить, после этого, как ее пьяный выродок попользовал и задушил. Просто потому, что у него стоял, а такому черту, не одна самая заядлая «давалка» в деревне не дала бы. Ад – это когда она тебе сниться и говорит, что ей там холодно и страшно. Ад – это знать, что черту тому всего 12 лет дали, а через 6 выпустили за примерное поведение. Что ж ты дочку начальника колонии то не трахнул? Примерный ты наш.
Алексей замолчал. Его било мелкой дрожью. В висках стучало, лицо от прихлынувшей крови, пылало огнем. Он помолчал пару минут и продолжил. Собеседник же его так и не проронил ни слова.
— Я десять лет этого ждал. Все мои мысли были только об этом, я следил за тобой, знал из какой колонии, в какую тебя перевезли. Знал, когда ты освободился. Знал куда ты переехал, где живешь, чем занимаешься. Знал, что женился, ребеночка завел – ее ты тоже в будущем для утех готовил?
— Не смей так говорить! Не трогай мою семью – это единственное что у меня в жизни есть светлого. Меня можешь убить, но они тут не виноваты!
Алексей его не слушал. Это был монолог, а не диалог. Но выговаривался, выбрасывал из себя то, что его тяготило много лет.
— Я готовился, разрабатывал схемы, придумывал идеальное убийство. Даже духовную семинарию закончил – попом стал. Кто ж на попа подумает? А знаешь все почему? Думаешь, я зоны боюсь? Нет! Я ее не боюсь, я бы мог смело придти и убить тебя и всю твою семью, а дальше хоть пожизненное. Но, никто не должен нести наказания за смерть, таких как ты! Люди должны понимать, что вас тварей можно и нужно убивать, безнаказанно. Я все продумал, никто не сможет ничего доказать. Но те, кому надо, они будут знать, что ты ответил за все тварь. Для них это будет сигналом.
Алексей вновь остановился и замолк. Он посмотрел на мешок костей, сидевший перед ним – и вот на устранение этого он потратил 10 лет? Вот эти полтора метра в прыжке и есть причина всего? Чушь какая-то… Он чувствовал себя Раскольниковым, перед убийством Алены Ивановны – молодой студент с топором и жалкая сухонькая старушонка. В этом была какая-то аллегория, насмешка судьбы. Но сути это не меняло.
— Я долго думал, как я убью тебя. Смерть должна быть не только страшной и мучительной, но и символичной. Смерть должна быть торжеством правосудия. Я нашел способ. Сейчас у тебя минут десять, я пойду, покурю. Когда вернусь, мы кончим с этим. Можешь помолиться, хотя, смысла нет – в рай тебя все равно не возьмут.
Связанный человек ничего не ответил. Он все так же сидел на стуле, потупив глаза в низ. Казалось, ему и в правду уже было все равно, что с ним будет. Лишь бы быстрее. В огромном бетонном помещении, в котором раньше было казарма, он был один – привязанные к сломанному стулу полтора метра и 60 килограммов обреченности. Он хотел лишь одного – вспомнить. Вспомнить тот злосчастный вечер десятилетней давности. Вспомнить, как и, главное, ЗАЧЕМ лишил жизни маленькую девочку. Он помнил как пил, помнил, как вышел прогуляться, помнил, лицо человека с автоматом и деревенское КПЗ. Помнил следствие, страшные фотографии, суд, этап. Но память навсегда зачем-то стерла главное – как так случилось. Как он стал педофилом и убийцей. Сейчас, на пороге собственной смерти, лишь этот вопрос волновал его. Но память молчала, и он смерился, став ждать неизбежного, скорее с надеждой, чем со страхом.
Алексей вышел на улицу и закурил. Был уже вечер, здесь в глухом лесу, на давно заброшенной военной базе, как на другой планете. У него было странное чувство – безразличности. То чего он ждал 10 лет, то к чему готовился и планировал, сейчас произойдет. Произойдет расплата. А он не чувствовал ничего, кроме, разве что, усталости. Не было удовлетворения, скорее безразличие. Воистину, предвкушение куда сильнее процесса. Ему на минуту даже захотелось бросить все, просто уехать – связанному человеку в казарме от сюда и так не выбраться живьем. Но он не дал минутной слабости взять верх, докурил, затушил бычок об стену, положил его в карман (улика) и пошел назад.
Вернувшись в казарму, священник обнаружил своего пленника все также смотрящим в пол. Ни говоря, ни слова, он взял в углу пластиковую бутылку с бензином, открыл крышку и подошел с ней к жертве. Все также молча, и даже с каким-то безразличием, вылил содержимое бутылки в область паха сидевшего на стуле. Мужчина поднял голову, его зрачки расширились. Он ПОНЯЛ, что сейчас будет. Алексей тем временем отошел чуть поодаль и достал из кармана ветровки зажигалку. Впервые он увидел в глазах противника страх. И это взбодрило.
— Во имя Отца, Сына и Святого духа – батюшка чиркнул зажигалкой, маленький огонек заплясал в воздухе – Аминь! – огонек, сделав молниеносное сальто, слился в едином тандеме с бензином.
Дикий крик разорвал тишину леса. Казалось, он был таким, что сейчас треснут стены и обрушиться потолок. Алексей не затыкал ушей, он стоял и смотрел на огонь как завороженный. Помещение наполнилось страшной вонью сгоревшей ткани и обгоревшей кожи.
Крик стих секунд через десять. Батюшка, поняв, что болевой шок сделал свое дело, и убийца его сестры мертв, спокойно повернулся и взял в руки стоящую неподалеку, специально приготовленную канистру. Он лил бензин на и так охваченное огнем тело, плескал его на пол и стены – огонь должен был замести все следы.
Выскочив из пылающей казармы, Алексей прыгнул за руль зеленого «уазика» и, развернувшись, поехал прочь. Он конечно сомневался, что кто-то поедет тушить затерянную в лесу «заброшку», более того, сомнительно, что вообще кто-нибудь заметит этот пожар, но рисковать было нельзя, нужно было срочно вернуть «уазик» на место и также через лес уйти назад.
***
Всё получилось. Он бросил машину километров за пять от того места где её взял. Свернул на обочину и оставил двигатель включенным – все выглядело так, как будто водитель притормозил на минутку, по малой нужде, и пропал в лесу. Уже под утро он добрался до бывшего коллективного сада, в котором оставил свою машину. Снял с себя одежду вплоть до трусов и сжег ее в одном из заброшенных домиков. После этого одел рясу, сел за руль и отправился назад, в церковь. Усталый, голодный и … без эмоциональный. Ему казалось, что как только всё будет закончено, придет и облегчение, он закроет печальную страницу своей жизни. Но этого не было. Он сонный вел машину по трассе, и понимал, что ничего не в прошлом. И никогда не будет там. Всё это будет с ним до конца жизни и от этого не уйти.
***
Спустя неделю
— Батюшка, исповедуйте, ибо я согрешила!
— В чем твой грех дочь моя?
— У моей кошки были котята, я их утопила. Батюшка я понимаю, что грешна, что жизнь Господом дана, но я не знала, что с ними делать.
— Все мы грешны дочь моя, и хорошо, что ты в грехе своем покаялась. Иди с миром. Во имя Отца, Сына и Святого духа. Аминь.
Молодой батюшка перекрестил свою прихожанку и задумчиво посмотрел в окно. О чем он думал так ни кто и не узнал, потом он перекрестился сам, и продолжил исповедь прихожан.
3-4 сентября 2011 года.