ВЕСНА

Пришла весна. В этом не было ничего странного, в начале апреля она приходит даже на Урал. Начинает таять снег, удлиняется световой день, теперь уже не надо в шесть вечера идти с работы с фонариком в руке. Весна, орут коты, вытаивают из-под снега трупы, которые на суровом милицейском сленге называют ласковым и красивым словом: «подснежники». Текут ручьи, рыбаков уносят отколовшиеся льдины. Весна, вокруг весна, везде весна.

Павел шёл по вечернему городу, его кроссовки были насквозь мокрыми от снежной каши, а ноги до колен замызганы грязью. Но ему было всё равно. Ему было наплевать на царящую вокруг весну, в его душе была зима. Вечная мерзлота от горя, обиды, непонимания. Главным было непонимание, как это бывает у ребёнка, которому дали ценную вещь, а он не знает, что с ней делать. Он особый, он избранный, не такой как все! И толку? Какой смысл в даре, который ты не можешь использовать во благо? Зачем предвидеть, если ничего не можешь изменить? Риторические вопросы, на которые никогда не будет ответов. Он не хотел этого дара, но его никто не спрашивал. Его мнение не играло вообще никакой роли. Всё было решено за него.

Он шёл, смутно разбирая дорогу, мокрые носки прилипли к ноге, словно вторая кожа. Одинокие прохожие спешили по своим делам, не обращая внимания на идущего по едва освещаемой улице молодого человека лет двадцати пяти, с отсутствующим взглядом. Серый человек, на серой улице, серого города, ничем неприметный. Если бы проходившие мимо люди знали его тайну, знали об его даре, они бы смотрели на него абсолютно другим взглядом. Но они не знали, поэтому проходили мимо, не замечая, не оборачиваясь.

С правой стороны от Павла была автобусная остановка. На ней, очевидно ожидая припозднившуюся маршрутку, стояло три человека. Два парня лет двадцати и девушка лет от силы шестнадцати. Компания была явно не трезва. Они громко что-то обсуждали, время, от времени прерываясь на дикий гогот. Павел остановился и сосредоточил взгляд на них. Он сделал это непроизвольно, инстинктивно, как в прочем всегда и бывает. Голова начала медленно наливаться свинцом – начинается.

— Нет, пожалуйста, не надо! Я не хочу этого видеть — прошептал Павел тихо.

Но его мнение было по-прежнему никому не интересно. Окружающая реальность исчезала, перед глазами молодого человека, словно кадры немого кино, проносились картинки: заплаканное лицо, рука, зажимающая рот. Один держит за ноги, второй, левой рукой зажимая рот, правой пытается разорвать блузку. Потом по очереди насилую, бьют, опять насилуют. Картинка за картинкой, они проносятся в сознании как кинопленка. Вот снова лицо девушки, она уже не сопротивляется, в глазах отрешённость.

— Хватит, прошу, хватит. Зачем мне на это смотреть? Что я могу сделать?! — по лицу Павла текут слезы.

Последняя картинка: лицо девушки перекошено от ужаса, на её шеи затягивается ремень,  в глазах: боль и страх застывают в посмертной маске. Кино окончено, окружающая реальность постепенно возвращается на своё место. Девушка о чём-то весело болтает с парням на остановке, весёлая, счастливая, ещё живая.

По щекам Павла текут слезы. Нет, так нельзя. Так не может быть, так недолжно быть. Она же ещё совсем ребенок, дети недолжны умирать. Но он знает, что ничего не сможет сделать. Эти видения преследуют его чуть больше месяца. Они пришли вместе с весной. Он уже не раз видел смерть других людей, мучительную, насильственную. Но что он мог сделать? Подойти и сказать – сегодня вас убьют! — всё равно ни кто не будет слушать. Но в этот раз он не мог просто пройти мимо.

— Девушка, простите можно Вас на секунду? — Павел переборов страх и сомнения приблизился к компании молодых людей.

— Не, Кабан ты слышал? Вот это наглость! — один парень обращался ко второму, показывая на Павла пальцем – Слушай, а тебе больше ничего не надо? Нет? Пивка, там, презервативов. Ты говори, не стесняйся!

— Ребята, мне надо просто сказать ей два слова. Это правда, очень важно, потом я уйду.

— Слушай, фраер, ковыляй от сюда пока ноги целы. Мы с тобой пока ещё нормально разговариваем — в разговор вступил Кабан — Можем ведь и по-плохому поговорить, тогда костей не соберешь.

Павел посмотрел на девушку: она издевательски улыбалась. Он был ей смешон, чмо в мокрых кроссовках и грязных штанах. Она была пьяна и куражилась от мысли, что из-за неё разгорается конфликт. Она не знала, что обречена, не могла знать, что скоро умрет.

— Не ходи с ними! Слышишь не ходи! Это плохо кончится, ты умрёшь! — Павел закричал на всю улицу, обращаясь к девушке – Беги, беги, что есть сил, беги домой, спасайся!

Удар в нос. Мир вокруг поплыл, второй удар, Павел не смог сдержать равновесия и упал в талый, грязный снег. Удары ног по телу, до ушей долетают обрывки мата пинающих его парней. Он не смог её спасти, она умрет, и он ничего не может с этим сделать.

— Мелкий, Кабан – харе. Газель идет, поехали. Бросьте этого чудика!

Парни уходят. Слышен звук захлопывающейся двери и отъезжающей маршрутки. Павел остается на остановке один, он медленно поднимается. Сейчас у него лишь одно желание – напиться, залить больное сознание алкоголем. Уйти от вопросов, на которые нет и не будет ответов. Не думать, не страдать от мысли, что сейчас где-то эти подонки насилуют и убивают ребёнка. Напиться, уйти от проблем.

***

Господи, как же болит голова! Сколько он вчера выпил? Как вообще попал домой? Последнее, что он помнит — это то, что шёл по городу. Взгляд на одежду – она в грязи и крови. Всё тело в царапинах и синяках. Он опять напился, напился да потери сознания. С этим надо, что-то делать, так нельзя дальше. Уже месяц. Месяц страшных видений и запоев с провалами памяти. Что с одеждой, почему она в крови? Почему тело так болит?

Медленно приходят воспоминания. Остановка, девушка, парни… Слёзы из глаз, он не может не плакать. Она уже мертва, он знает это наверняка, мертва по его вине! Он ничего не сделал для её спасения, как не сделал ничего для спасения остальных. Он опять тупо нажрался. Слабак, чёртов слабак! Ну что было дальше, что было, после того, как компания уехала? Не помнит, как всегда не помнит. Словно кто-то ластиком стёр из его памяти эти воспоминания.

Стук в дверь, Павел вздрагивает. Снова стук, резкий, настойчивый, хозяйский. Человек (люди?), который пришёл к нему, явно пришёл с очень серьезными намереньями. Соседка, пришедшая за солью, так стучать не будет. Да и вообще, кто к нему придет? Сколько он здесь живет? Три года? Кто к нему приходил за это время? Пару раз газовики с плановой проверкой, слесарь, один раз заходили свидетели Иеговы с предложением обсудить библию. Вот и всё в принципе. Он одиночка, это не квартира — это его нора, логово. И вот сейчас стук, резкий, настойчивый. Кто бы это мог быть? Может вчерашние парни его нашли и хотят убрать как свидетеля? Властный голос за дверью прерывает  размышления и ставит всё на свои места:

— Откройте, милиция!

Милиция? Вот так сюрприз. Чего им здесь надо? Но это явно не плановый визит участкового. Что-то серьёзное. Не открывать, сделать вид, что нет дома? Но смысл? Он же не сделал ничего плохого. Чего ему бояться милиции, с какой стати. Павел идёт и открывает дверь. За ней пятеро, трое в форме и двое гражданских, кажется, это его соседи.

— Иванчук Павел Геннадьевич? — спрашивает суровым тоном один из людей в форме, очевидно старший.

— Да

— Я Селиванов Иван Иванович, старший следователь городской прокуратуры. У меня определение суда об обыске в вашей квартире. Вы подозреваетесь в совершении умышленного убийства несовершеннолетней Дорофеевой Дарьи Олеговны.

Какое убийство, какая Дарья, что за бред….. Это сон, наверное, это просто сон. Он нажрался и спит где-нибудь под забором. Всё это ему сниться. Тем временем, люди в форме проходят без приглашения, за ними робко и боязливо проходят гражданские – понятые. Они ходят по квартире, роются в вещах Павла, о чём-то переговариваются между собой. Всё как в тумане. Они заставляют его снять с себя грязную одежду, упаковывают её в мешок.

***

Крохотное помещение со стеллажами до потолков, заваленных бумагами — кабинет следователя. Павел сидит за столом, перед ним фотографии. На фотографиях люди, мёртвые люди. Он знает этих людей, вернее он знает, как они умерли, он видел это. Здесь все те, кого он не смог спасти.

— Эти эпизоды ещё нужно доказать. Но это дело времени и техники — следователь говорит корректно, но очень жёстко – Но по эпизоду с Дорофеевой ты прилип железно. На твоей одежде кровь, у неё под ногтями частицы кожи, у тебя на теле характерные царапины. Экспертиза впереди, но в её выводах я уверен.

— Нет, Вы, что! Я не убивал её! Я хотел её спасти. Я видел, понимаете, я могу видеть будущее, как бы бредово это не звучало. Её убили парни, которые были с ней. Изнасиловали и убили — Павел заплакал.

— Ты прав в одном, они действительно её изнасиловали, уже сознались в этом, и этих ублюдков  ждёт своё возмездие, как по уголовному кодексу, так и по неписаному.  Но они её не убивали. Попользовавшись, выбросили на улицу. Где её нашел ты, нашёл и убил, удавив ремнём от своих брюк.

Ты приставал к ним ещё на остановке, тебя отшили, попинали. Потом они уехали на маршрутке. Ты поднялся, поймал машину и поехал за ними. Показания водителя, подвозившего тебя, уже получены. Он утверждает, что ты просил его ехать за маршруткой. Сказал что там твоя младшая сестра с подозрительными парнями, ты хочешь проследить, всё ли будет нормально. Что волнуешься за неё. На одной из остановок они вышли, ты попросил отъехать чуть подальше и тоже вышел.

Ты караулил её, или их, я не знаю точно, но ты сидел в засаде как зверь. Они поглумились над ней и выбросили на улицу, как пустую бутылку из-под пива. Она шла поруганная, не помня себя, не разбирая дороги. И тут на её пути возник ты. Ты затащил её за гаражи и задушил ремнем. Не ограбил, не изнасиловал, просто задушил. В общем, ладно, это не я должен рассказывать, а ты. Вот тебе ручка, вот бумага. Пиши всё, от начала и до конца, по всем эпизодам. Возможно, на суде тебе это зачтут, только я бы на твоем месте на это не особо надеялся. Сидеть тебе пожизненно. Хотя и этого мало, я бы расстрелял. Но я не суд.

Следователь положил перед Павлом стопку чистой бумаги и ручку. Сам, взяв пачку сигарет со стола и вышел из кабинета, оставив вместо себя дежурившего за дверью сержанта, с автоматом на плече. Впрочем, это было не обязательно. Павел и не думал о побеге. Он не мог поверить в то, что всё сказанное следователем, правда. Но с каждой секундой он всё больше осознавал, что всё именно так. В памяти, словно мелкие фрагменты головоломки, всплывали картинки. Всё больше и больше. Он опустил лицо на руки и заплакал….

***

Курилка. Дым стоит такой, что можно вешать топор. В сизом дыму два человека в синей прокурорской форме.

— Ну что, как твой маньяк?

— Оставил в кабинете. Думаю, сейчас напишет чистосердечное. Он это, точно он, даже без вариантов.

— Мотивы?

— Сложнее с этим. Косит под дурочка, говорит что-то про то, как будущее видит. Хотя он походу реально тронутый на всю башку. В любом случае, без психолого-психиатрической экспертизы здесь не обойтись. А там видно будет.

-Да уж. Весна, обострение. Много сейчас психов оживиться на нашу голову.

— И не говори!

За серыми казёнными стенами прокуратуры весело щебетали птицы и текли ручьи. Девушки надели мини юбки, коты орали серенады, влюбленные спешили на свидания. Весна идёт, весне дорогу!

23 марта 2010 года.