Исповедь
«мужчина или женщина,
совершившие какой-либо грех…
пусть исповедаются в грехе своём»
Библия.
«В Пятикнижии акт исповеди
всегда предшествует обряду
повинного жертвоприношения,
и без него недействительны ни
раскаяние, ни жертва»
Википедия
Погода в тот день была такая, словно небесная канцелярия репетировала на отдельно взятом городе всемирный потоп. Холодные и сильные струи воды падали на головы грешных и не очень жителей, почти безостановочно, вот уже более суток. Иногда дождь затихал, но, собравшись с силами, уже через короткий отрезок времени стихия вновь наносила свой водный удар. Городские ливнёвки уже давно переполнились и вода бурными потоками стекала прямо по тротуарам, направляясь вниз с одной единственной целью — впасть в воды местной речушки «Быстрой».
Своего названия река не оправдывала уже много десятилетий. Почти пересохшая, забросанная различным мусором, она давно напоминала скорее странной формы озеро, чем реку. Но за последний месяц выпало такое количество осадков, что «Быстрая» стала действительно быстрой. Её бурное течение уносилось куда-то вдаль, за пределы города, унося в своем мутном потоке: стеклянные бутылки, одноразовую посуду, жестяные банки и прочие следы отдыха человека.
***
Настоятель местной церкви, отец Андрей, в миру Андрей Константинович Загагулько, шёл в общем потоке пассажиров городского вокзала. Полы его рясы были насквозь мокрыми, а с окладистой бороды струйками стекала вода. В одной руке у него была зелёная сумка с вещами, а в другой полиэтиленовый пакет с различной снедью, заботливо собранный его матушкой Серафимой.
Отца Андрея в небольшом городке уважали. Он был, как говорили местные: «странный поп». Но слова эти имели не обидный смысл, а скорее, наоборот, в них было что-то уважительное, своего рода, признание человека и его заслуг. В словах этих была и доля правды, отец Андрей действительно не был похож на среднестатистического священника.
Это был тридцатипятилетний человек, окончивший духовную семинарию, имевший сан. Но от всех остальных «коллег по цеху» его отличало не строгое, в чем-то маниакальное, следование догматам православия, а умнее думать и размышлять. Его проповеди не были занудными поучениями, это был разговор, диалог со своими прихожанами. Он никого никогда не осуждал. В любом деле старался выслушать, разобраться, а главное понять. Ведь очень часто человеку не нужна помощь в буквальном смысле, чаще всего нужно лишь понимание, нужно выговориться. Отец Андрей никогда не отказывал своим прихожанам в этом. Не ставил исповедь на поток, не превращал её в формальность, как это делают многие священники. Он слушал, слушал внимательно, для него исповедь была действительно таинством.
Подойдя к своему вагону, отец Андрей протянул проводнице паспорт и билет. Проводницей была девушка лет двадцати пяти, с мокрыми и от того кажущимися еще более длинными, окрашенными в белый цвет, волосами. Он окинула стоящего перед ней человека ироничным взглядом, подумав про себя: «и чего попу дома не сидится? Наверное, милостыни отгреб больше чем надо. Вот и решил в отпуск смотаться, ещё и в купейном вагоне, буржуйская интеллигенция блин. А ещё говорят, что церковь нищая». Но вслух она всего этого, конечно, не сказала, произнеся лишь с натянутой улыбкой:
— Проходите, пожалуйста, место 14.
— Спасибо большое!
-Щпасибо большое — передразнила его шёпотом проводница, когда Андрей уже поднимался в вагон — Проходу от попов нет, все беды от вас, всю Россию разворовали!
***
Отец Андрей никогда не был особо обеспеченным человеком. Не то что бы он презирал деньги, или считал их грязью. Нет, он не видел в обеспеченности ничего плохого. При одном но — это должны быть честные деньги, заработанные. Ему не однократно предлагали помощь местные криминальные структуры, но он всегда тактично отказывался. Он не хотел, чтобы в его храме было что-то купленное или построенное на деньги криминальных боссов, на грязные, кровавые деньги. Он не осуждал их — не суди, да не судим будешь — сказано в библии. Он не судья им, за свои дела они будут отвечать на высшем суде, который ждет всех нас. Но он не хотел быть причастен к их делам, не хотел прикасаться к купюрам, за которыми стояли сломанные судьбы и реки слез.
Второй городской священник, отец Олег, был менее брезгливым и с удовольствием принимал пожертвования от всех, кто желал жертвовать. Его Андрей тоже не судил — каждому своё, каждый сам отвечает за свои дела перед Богом и совестью. Стоя иной раз на остановке и провожая взглядом новый внедорожник «коллеги», отец Андрей не испытывал завести, он терпеливо дожидался маршрутку лишь с одной мыслью в голове: по ночам я сплю спокойно.
***
Зайдя в вагон он, не спеша, неся впереди себя сумку, пошёл по коридору, заглядывая в открытые двери купе, в поисках своего места. Это был обычный купейный вагон поезда дополнительного маршрута вводимого на железной дороге на летний период — почти списанный подвижной состав, спешно мобилизованный на время летнего аврала перевозок, проводники из числа студентов желающих подзаработать за летние каникулы.
Андрей зашёл в свое купе. Попутчиков ещё не было, верхние полки были подняты вверх. Станция, на которой сел священник, была в расписании третий по счету— вагон был полупустой. Подняв нижнюю полку и поставив под неё сумку, Андрей сел на своё место и посматривая через окно на перронную суету, стал ждать отправления.
***
Отец Андрей ехал в гости. В отпуске он не был уже лет пять но, даже получив приглашение старого друга по духовной семинарии посетить его, согласился не сразу. Ему было сложно нарушить привычный уклад жизни даже на несколько недель. Храм и его прихожане, стали для священника неотъемлемой частью жизни, он прирос к этому городу и к его жителям своими корнями. Прирос плотно и основательно. Маленький городок в средней полосе России стал вторым в карьере молодого батюшки городом, где он служил. Но за каких-то пять лет, он превратился из места работы и проживания во вторую родину. Он любил этот маленький, в чем-то нескладный и даже парадоксальный населенный пункт. В душе не понимая коренных жителей обзывавших его болотом и стремившихся уехать от сюда при первой же возможности. Он любил узкие зелёные улочки, неспешный, в чем-то по-деревенски простой, ритм жизни.
Такая любовь к этому городу, наверное, была вызвана ещё одним очень важным событием в жизни отца Андрея, произошедшим за последние пять лет. Именно в этом городе он встретил свою первую настоящую и, как он полагал, единственную в его жизни любовь — матушку Серафиму.
Они познакомились, как и полагается православным, в храме. Он молодой священник, недавно прибывший по указанию епархии служить в местный храм, после смерти предыдущего батюшки. Она разведенная, с малолетним ребенком на руках и верой в душе. Сначала просто общались, Серафима часто приходила на исповедь, которая больше напоминала консультации у психоаналитика. Ей надо было выговориться, всего за два с лишним десятка лет жизни, в её душе скопилось много всего — обида, горечь, даже злость и ненависть. Андрей слушал её, старался дать какой-то мудрый совет. Спустя время женщина предложила свою помощь по хозяйству, в делах храма, и так постепенно стала женой молодого священника, матушкой Серафимой.
***
Поезд тронулся. Тяжелый электровоз медленно потащил за собой в непогоду двадцать вагонов где-то полностью, а где-то частично, наполненных пассажирами. Медленно разгоняясь, он уносил отца Андрея от города, из которого он не уезжал пять лет. Остались вдали сооружения станции, товарные поезда, ждущие на запасных путях своего часа. Скорый поезд, набрав крейсерскую скорость, бодро летел по скрытой защитной лесополосой магистрали. Попутчиков так и не было, Андрей сидел купе один. Он взял книжку с описанием житья какого-то святого и погрузился в чтение.
***
Со своим другом, иереем Владимиром, а в то время простым семинаристом Володей, Андрей познакомился на первом курсе духовной семинарии. Это был полный, нескладный мальчишка, больной астмой. Он был своего рода кармическим братом Андрея. Верующий в Бога, но в то же время ничего не принимавшем на веру. Во всём стремящийся найти доказательства, подтверждения, истину. Его несколько раз едва не выгоняли из семинарии: за ересь. Он неистово спорил с преподавателями и читал библию с карандашом в руке, подчёркивая абзацы и задавая на полях великой книги риторические вопросы. Его ум, как и у Андрея, был пытлив. Сколько провели они бессонных ночей, споря на теологические и не очень темы. Сколько раз едва не доходило до драки – каждый был готов отстаивать свои убеждения кулаками.
***
Поезд остановился. Это была небольшая станция со стоянкой в пять минут. В купе вошёл молодой человек, лет около тридцати. Было хорошо видно, что он чем-то подавлен и расстроен. Глаза смотрят в пол, под ними «мешки», видимо от постоянных недосыпов, цвет лица: бледный. Он окинул Андрея коротким взглядом, кивнул головой в знак приветствия и направил свой взгляд в окно. Было хорошо заметно, что смотрит он не на залитый искусственным светом перрон, а сквозь него, взгляд был пустым и отрешённым. Одна его рука судорожно сжимала лямки небольшой дорожной сумки с надписью «Россия» на боку, которую он не спрятал под полку, а поставил рядом с собой. Пальцы второй руки слегка постукивали по железному столику, отбивая понятный только им ритм.
Вагон резко дернуло и медленно потащило вперёд, Андрей вновь переключился на книгу. Его попутчик явно не хотел ни с кем разговаривать, и это было его правом. Однако священник замечал, что иногда мужчина окидывает его взглядом, словно хочет спросить что-то, но не решается начать разговор. Тем временем, поезд набрал прежнюю скорость, а Андрей полностью погрузился в чтение книги, если человеку, сидящему напротив, захочется поговорить – он его выслушает, но первым навязывать общение не будет.
***
Владимир позвонил ему несколько недель назад. В этом не было ничего странного или неожиданного. Несмотря на то, что друзья не виделись уже десяток лет, общались они регулярно. Либо по средствам телефона, либо чаще всего через Интернет. Но в этот раз голос друга был очень взволнованным и на то были более чем веские причины. Владимир просил приехать, ему нужна была поддержка друга, и Андрей не смог отказать.
***
— Простите, а вы, правда, святой отец? — сидящий напротив мужчина, судорожно сглотнув, всё-же решился заговорить.
— Не совсем — Андрей мягко улыбнулся и положил книгу на стол — я священник, батюшка. Святой отец – это католицизм. Это если углубляться и говорить формально.
— Простите, пожалуйста — мужчина пытается смущённо улыбнуться – просто я… я, как бы это сказать… я, не был никогда истинно верующим человек. Меня крестили в детстве, но я никогда не был в церкви.
— Ничего страшного. Главное скрыто не в поступках, а в душе. Можно истинно верить в Господа нашего, не зная ни одной молитвы и не переступая за порог Храма. А можно построить собственный Храм и быть далеким от Бога.
Попутчик лишь смущенно улыбнулся и вновь повернул голову к окну. Благодаря электрическому свету, в стекле отражалось его лицо, оно было серьёзным и сосредоточенным. Словно в уме он решал задачу, от правильного решения которой зависела судьба всего человечества.
— Батюшка, а вы можете меня исповедовать?
— Прямо здесь?!
— Если это возможно… Просто я не сплю уже несколько недель. Меня мучает совесть, я не знаю, что мне делать. Мне надо с кем-то поделиться, но у меня нет человека, которому я бы мог такое рассказать. Я знаю, что есть тайна исповеди и на ней можно говорить всё.
— Ну что же…. Я готов выслушать тебя, обещаю, что этот разговор будет тайной. Но, я не могу обещать, что помогу тебе. Есть грехи, которые нельзя отпустить, есть ситуации, в которых нельзя помочь. Я обещаю лишь выслушать тебя.
— Спасибо Вам! Мне, правда, очень нужно с кем-то поделиться, очень нужен совет. Даже не знаю с чего начать…
— Вначале попробуй успокоиться. И начни с чего считаешь нужным. Времени у нас много, не торопись, рассказывай не спеша, по порядку.
— Меня зовут Денис, мне 29 лет. Я врач педиатр. Батюшка, я грешен, очень грешен! Я нарушил одну из главных заповедей библии.
— Какую? Ты что-то украл?
— Нет, батюшка, хуже … я убил человека!
— Как это случилось?
— Всё началось год назад. Я пришел домой с работы. К двадцати восьми годам, у меня была престижная работа, свой дом, участок земли и полное одиночество. С девушками мне определенно не везло, ни один роман не длился больше месяца. Я слишком увлечен был сначала учебой, потом работой, на личную жизнь практически не оставалось времени.
Тот вечер начался как обычно. Я пришел с работы, принял душ, разогрел в микроволновке какую-то китайскую бурду из серии «раз и готово» и, взяв ноутбук, зашёл в сеть. Интернет был моей отдушенной – там жизнь подстраивалась под мой график. Не получается посмотреть фильм или программу по ТВ – можно скачать или посмотреть онлайн когда тебе удобно. Нет времени общаться с противоположным полом в жизни – всегда можно пофлиртовать с девушкой в чате. Главное, что всё по твоему усмотрению, всё так и тогда как тебе удобно.
Однако в тот вечер было не до флирта – нужно было поискать информацию на медицинском форуме. Параллельно, скорее, по привычке, чем по необходимости я запустил клиента ICQ и принялся читать форум. Как выяснилось потом, именно запущенная «аська» и стала роковым поворотом в моей жизни.
Я увлёкся чтением, из которого меня минут через пятнадцать вытащил знакомый «квак» в динамике, означавший новое сообщение. Я перевёл глаза в правый нижний угол экрана – действительно там мигал значок непрочитанного сообщения. Я кликнул по нему мышкой.
«Здравствуйте, это Яна, я на счёт работы, мне вашу аську дал Максим.»
Я был сбит с толку – какая Яна? Какой Максим? Какая работа? Я посмотрел карточку контакта: Яна Василькова, 25 лет, флеш-дизайнер, графа «брак» была пуста. Сначала я хотел просто проигнорировать сообщение, так как оно явно предназначалось не мне, но почему-то ответил.
Не буду утомлять Вас батюшка подробностями нашего общения. Скажу только, что в тот вечер мы закончили разговор в пять утра. Оказалась, что она просто ошиблась в цифре при поиске и ошибочно отправила первое сообщение мне. Тогда мне казалось это счастливым знаком судьбы. Мы разговаривали обо всём, находили много общего друг в друге. Сначала это было чисто дружеское общение, но уже через пару недель мы поняли, что безумно влюблены друг в друга. Это было неожиданно, странно и даже глупо. Но мы ничего не могли с собой поделать. Было такое чувство, что хотелось летать. Весь день проходил в предвкушении вечера, заходя в дом, я первым делом бросался к ноутбуку. Любые проблемы у провайдера и отсутствие связи воспринималось мной как мировая трагедия. Весь мир вокруг меня сузился до размеров экрана компьютера. От постоянных недосыпов и новых, неизведанных ранее ощущений, весь мир был как в тумане.
Это были полгода счастья, полгода эйфории. А потом… потом она приехала ко мне. Вы даже не сможете нт когда представить того чувства, которое испытал я. Это было счастье в безумно концентрированной дозе. Видеть её, прикасаться к ней, целовать. Это было похоже на сон. Но любой сон рано или поздно заканчиваться. Закончился и мой счастливый сон, я просыпался, медленно возвращаясь в суровую и жестокую реальность.
Она стала меняться. Я всё больше замечал, что не знаю до конца человека, с которым живу, человека которого люблю. Она медленно становилось чужой и холодной. Всё началось с того, что я узнал о том, что моя благоверная курит, втайне от меня. Какая мелочь, скажите вы. Действительно мелочь. Но на меня это произвело крайне негативное впечатление. Дело даже не в том, что мне крайне неприятно видеть женщину с сигаретой, дело было в обмане. В том, что она курила в моё отсутствие, скрывая это. Знаете, очень неприятно осознавать, что ты не можешь доверять любимому человеку, пусть даже в такой мелочи. Я пытался с ней поговорить, но она лишь грубо отталкивала меня, заявляя, что это её жизнь и обсуждать она её ни с кем не будет. Конечно, меня это злило. По сути, сам факт курения ушёл на задний план. Началась битва амбиций, поединок лидеров – не желавших уступать своих позиций. Требовавших уступок от другого, но не желающего идти на уступки самому. Начались скандалы.
Всё это росло как снежный ком. Мы совершенно перестали доверять друг другу. Часто ругались, могли по нескольку дней не разговаривать. Она грозилась, что уйдет от меня, меня это злило ещё больше. Я боялся её потерять. Не знаю, чего тут было больше: любви или просто боязни остаться вновь одному. Чем больше я обдумываю эту ситуацию, тем больше я прихожу ко второму варианту. Думаю, что тогда уже не любил её, во всяком случае, не так, как это было вначале.
Размышляя, анализируя, я всё больше склоняюсь к тому, что вообще никогда не любил её. Мне кажется, я всё это время лишь выдавал желаемое за действительное. Верил в то, что люблю её, заставлял себя верить в это. Я хватался за соломинку, боясь, что это последнее, что мне послано судьбой, что ничего другого не будет. Мне казалось, что если я потеряю Яну, то навсегда останусь один. И всё это время я сам неосознанно лишь внушал себе, что люблю этого человека. На самом же деле, я даже не знал её. Я видел эту девушку такой, какой хотел её видеть. Нарисовал себе сказочный образ и полюбил его, не замечая, что это другой человек. ЧЕЛОВЕК, реальный человек, личность со своими взглядами, интересами, амбициями. А то, что любил я, это был лишь придуманный мной идеал.
В общем, дошло до того, что я стал замечать, что она скрывает от меня с каждым днем всё больше и больше. Я не знаю, честно говоря, было ли это так на самом деле, или это был лишь плод моей больной параноидальной фантазии, но мне казалось, что она от меня что-то скрывает. Казалось, что как только я отвернусь, как только уйду на секунду, она кому-то звонит, пишет смс. Мне казалось, что у неё кто-то есть, что они смеются, издеваться надомной. Однажды, я не выдержал. Когда Яна ушла в ванную, я взял её телефон и просмотрел историю входящих звонков и сообщений. Не знаю, как тогда мне хватило сил не разбить его, не растоптать эту маленькую китайскую коробочку ногами.
Там была смс переписка Яны с молодым человеком. Телефон сохранял только входящие сообщения, я мог видеть только то, что он писал ей. Но поверьте, батюшка, даже этого было более чем достаточно. Как я понял, он был военнослужащим, контрактником. Не знаю, откуда он взял её номер, но общались они явно давно. Он называл её своей любимой, единственной, родной. Говорил, что любит ее больше всего на свете. Что как только закончиться срок его службы, он заберёт к себе, и они будут жить долго и счастливо. Меня там называли идиотом, рогоносцем. Повторюсь, я не знаю, что писала она ему в ответ, но по его сообщениям было ясно видно, что она явно не против всего этого и не пытается его отшить. Один факт, что она хранила в своём телефоне эти сообщения, уже говорит о многом.
Вы даже не представляете, что я чувствовал в тот момент, когда читал всё это. Во мне была такая ярость, что я бы, наверное, мог разорвать этого «Рембо» голыми руками. Больше всего мне хотелось его убить. Выдавить глаза, переломать рёбра, закопать живьём, бить его, руками, ногами, пинать в голову, ломать кости – наносить по удару за каждое слово, за каждую букву, за каждый символ из тех сообщений. Меня трясло в бессильной злобе. Буквально выворачивало, хотелось крушить всё, громить, бить.
Он замолчал и отвернулся к окну. Было видно, как тело мужчины колотила дрожь. И без того красные белки глаз буквально налились кровью. Кулаки сжались. Кадык лихорадочно поднимался и опускался. Даже сейчас, в сонном вагоне дополнительного поезда идущего на юг, сидя перед молодым священником, от одних только воспоминаний о том моменте Дениса буквально накрывал волна ярости. Андрею, который сейчас видел его состояние, страшно было даже представить, что было с этим человеком в тот момент, в ту минуту, когда он читал в телефоне своей девушки те злополучные сообщения.
Ему вообще было не по себе от рассказа попутчика и дело было даже не в том, что священник уже догадывался, чем закончиться этот рассказ. Тут была ещё одна, личная причина. Его всё сильнее одолевала мысль, что его встреча с этим человеком неслучайна. Возможно, это лишь начало одного из самых сложных испытаний веры и жизненных принципов, из тех, что ему предстояло пройти в своей жизни.
— Я ничего не сказал ей тогда про то, что знаю, про её смс роман. Я начал за ней следить. Установил на ноутбук специальную программу, которая незаметно записывала и сохраняла для меня всё то, что она делал в сети. Увы, всё это не было напрасным. С каждым днём, я понимал, с какой же тварью связался. Помимо того солдатика, в Интернете она общалась ещё с одним молодым человеком. Я уж не знаю, где они познакомились, да это и неважно. Важно то, что я видел переписку с обеих сторон. Эта сука писала ему, что устала от меня, что я жестокий тиран, который полностью подавляет её тонкую творческую душу. Что я третирую и унижаю её, что она хочет уйти, а я не даю.
Вот какая должна была быть реакция любого нормального мужика, который читает такое? Взять эту сучку за волосы и выбросить из дома. Я так не сделал. Я боялся так сделать, боялся потерять ее. Я всё еще думал, что смогу исправить этого человека , сделать её такой, какой хочу видеть. Мягкой, белой, пушистой. Этакой домашней кошечкой. Но я забыл, что имею дело с видом, который редко и сложно поддается дрессуре – с человеком, с женщиной. Я полагал, что надо лишь застать её на месте преступления – не дать ей оправдаться. Прижать к стенке, заставить чувствовать себя виноватой, молить о прощении, а потом как рыцарь на белом коне даровать великой милостью это прошение и тем самым сделать её навсегда покорной и беспрекословной. Сейчас я понимаю, насколько это граничит с маразмом, но тогда мне казалось, что это лучший способ. Я полагал, что знаю психологию женщин, что мой план идеален. Но я ошибся.
В тот вечер моё терпение лопнуло. Мне надоело ждать и делать вид, что я тупой рогатый олень, который ничего не понимает. Надоело играть роль олуха, которого можно дурить, как захочется. Я сказал, что иду в душ, зашёл в ванную комнату, включил воду и решил подождать. Через несколько минут, не выключая душ, я тихонько вышел и заглянул в комнату. Чего и следовало ожидать – эта сука сидела на диване и писала СМС.
Всё дальнейшее я помню до мельчайших деталей, но это словно был не я. Гнойный пузырь, состоящий из обмана, непонимания, недомолвок, который раздувался не один месяц, в тот момент лопнул. Это было похоже на истерику, я орал на неё, обзывал грязной шалавой, сукой, похотливой самкой. Дикая ярость глушила моё сознание, в висках стучало, тело колотило дрожью от высочайшего нервного напряжения, голова раскалывалась. Я орал на неё, бил кулаками в стену, швырял вещи, запустил, стоящую на столе, вазу в её строну, ваза с диким звоном разлетелась на тысячи осколков.
Денис остановился и отвернулся к окну. Было видно, что глаза его наполнились слезами, а нижняя губа дрожала. Руки снова стали отбивать на маленьком столике какой-то неизвестный ритм. Отец Андрей не проронил ни слова, однако, если бы той ночью с ними в купе ехал ещё один человек он непременно бы отметил тот факт, что молодой священник находиться в напряжении едва ли на много меньшем чем его попутчик. Его длинные волосы, связанные в косичку были мокрыми от пота, а лицо красным от прихлынувшей крови. Весь организм батюшки был напряжен, глаза внимательно следили за сидящим напротив мужчиной, а уши старались не пропустить ни одного слова, словно надеясь услышать другой конец страшного рассказа, отличный от того который уже ясно рисовал мозг.
-Она даже не пыталась извиниться или оправдаться. Она орала на меня в ответ. Говорила, что я идиот, что нарушаю её личное пространство, что я вообще не тот за кого себя выдавал. Она кричала, давясь своими собственными слезами, что я полностью подавил ее, запер здесь в четырех стенах и запрещаю общаться со всеми. Кричала, что она вольная птица, что ей нужно общение с людьми. Что если бы я уделял чуть меньше времени своей работе и чуть больше ей, то всё бы было нормально. Кричала, что ненавидит меня, что я сломал ей жизнь, что она завтра же возьмет билет и уедет от меня.
Я не знаю, что на меня нашло. Что-то помутилось в сознании, я никогда раньше не поднимал на неё руку. Я вообще считаю, что бить женщину, какой бы тварью она не была, нельзя. Но в тот момент … я не знаю, что случилось со мной. Я подошёл к ней и ударил. Один раз, одну пощёчину, с размаха. Она полетела в сторону. Я слышал, как она обо что-то ударилась, но мне это было неважно. Я не мог больше оставаться там и быстрыми шагами покинул комнату.
Я вышел из дома и сел прямо на крыльцо. Мне было неважно, что оно грязное и мокрое после дождя. Мне вообще всё тогда было не важно. Меня трясло, в глазах бегали черные точки, в ушах шумело. Голова не просто болела, она раскалывалась, волнообразные приступы боли буквально взрывали черепную коробку. Сердце бешено колотилось, руки тряслись. Так плохо до того момента мне не было никогда. Как врач я понимал, что близок к гипертоническому кризу, что мошки в глазах и шум в ушах это очень высокое давление.
Мне было безразлично, даже наоборот, я был бы, наверное, рад потерять сознание, свалиться и умереть прямо на этом крыльце. Казалось, мир рухнул. Я не мог себе объяснить этого, никогда не понимал людей доводящих себя до больницы из-за несчастной любви. Ну, ушла и ушла, их ещё будут сотни – казалось мне всегда. Но хладнокровно и рассудительно разбираясь в чужих любовных проблемах, к решению своих я оказался совершенно не готов. Я сидел пятой точкой на грязном крыльце, закрыв голову руками, и не знал, что делать дальше.
Я просидел так, наверно, минут пятнадцать, а может быть и дольше. Счет времени для меня тогда был потерян. Я находился в полной прострации. Но понемногу нервы стали успокаиваться, сознание прояснялось. Всё уже не казалось таким безвыходным. Я решил вернуться в дом и извиниться перед Яной. Было понятно, что будущего у нас с ней нет, но расстаться нужно по-человечески.
Зайдя в комнату, я сразу увидел её. Она лежала коло шкафа, на полу в какой то неестественной позе. Крови почти не было, лишь пара капель на её голове, в районе левого виска. Я бросился к ней, уже интуитивно понимая, что случилось. Пульса не было, дыхания тоже. Яна была мертва.
Я стоял на коленях посреди комнаты собственного дома, а у меня в руках было ещё теплое тело девушки, которую ещё совсем недавно я называл самой любимой и дорогой на свете. Я убил её!!!! Разумеется, я этого не хотел, но именно мой удар оборвал её жизнь. Очевидно, она ударилась виском о приоткрытую дверцу шкафа, об острый угол. Я не мог поверить в случившееся. Всё казалось каким-то диким сном. Ночным кошмаром. Мне иногда снилось, что я убиваю человека, потом я просыпался с нереальным чувством облегчения, что всё это был лишь дурной сон. Но в этот раз всё было по-настоящему. Я отнял у человека самое дорогое – жизнь. Я зарыдал, даже правильнее сказать завыл. Далее провал, нет воспоминаний.
Я очнулся спустя несколько часов. Была уже глубокая ночь, на улице светила полная и нереально яркая луна. Сначала я подумал, что всё это сон, что это мне приснилось. Но, увидев Яну, спасительная соломинка сломалась. Я не знал, что мне делать. Вызвать милицию и рассказать обо всём произошедшем? Свести счеты с жизнью? Я не сделал ни первого, ним второго. Я решил похоронить её. Закопать в собственном огороде. Я понимаю, как дико это звучит. Вы, наверное, меня сейчас ненавидите, призираете… — он на секунду остановился и поднял глаза на отца Андрея, но тот сидел, словно в полукоматозном состоянии и не проронил ни слова — … тогда мне казалось, что это выход. Я пошел в сарай взял лопату и отправился на участок.
Дом достался мне по наследству от бабушки. Я прожил там пять лет, но ни разу ничего не сажал на приусадебном участке. Яна, когда это узнала, смеялась и говорила, что земля не должна пропадать, что она разобьёт тут сад. Той ночью, в центре этого так и несостоявшегося сада, в свете луны, трясущимися руками, я копал ей могилу. Земля была очень твердой, лопата буквально отскакивала от неё, но сантиметр за сантиметром, я уходил всё ниже и ниже уровня почвы. Я тогда не осознавал, что буду делать дальше, мне не приходило в голову, что я не смогу жить тут, зная, что в центре огорода находится самая настоящая могила. Тогда казалось, что если я её закопаю, то проблема на этом решиться. Видимо, я ещё слишком плохо осознавал, что случилось. Не до конца понимал, что копаю могилу и для прежнего себя, не осознавал в полной мере, что я больше не врач, я убийца.
Всё было кончено уже засветло. Место, где я закопал тело Яны, резко выделялось в центре пустыря, заросшего травой и сорняками. Но мне было не важно, я бросил лопату прямо там и пошёл в дом. Хотелось спать, чувство усталости было сильнейшим. Видимо нисколько от физической усталости, сколько от всего того, что свалилось на мою нервную систему за последний десяток часов. Зайдя в дом, я зашёл в ванную и увидел, что душ до сих пор включен. В потоке случившихся событий, я абсолютно забыл, что оставил его включенным, чтобы создать эффект неожиданности. Умывшись, я завалился на диван прямо в одежде. Казалось, что нужно только закрыть глаза, и я сразу же провалюсь в сон.
Но сон не шёл. Мысли бешеным круговоротом носились в голове. За каких-то пару часов, моя жизнь изменилась до неузнаваемости. Меньше чем за половину суток из уважаемого детского врача я превратился в психопата-убийцу, у которого на прилегающем к дому участке зарыт труп. Всё это не укладывалось в голове: как? Как я мог дойти до такого? Ведь я любил её, безумно любил! Ведь ещё совсем недавно лёжа на этом же диване я представлял, как мы будем вместе, как наши дети будут бегать по саду, как мы будем счастливы. Что я сделал не так? Где, на каком повороте жизни, свернул не на ту дорожку? В какой момент мы с Яной стали чужими людьми и были ли мы когда-то вообще близки, не в физическом, а в духовном смысле?
С тех пор прошло около двух недель. Я почти не сплю. Стоит только закрыть глаза, я вижу Яну. Я вижу её лицо, засыпаемое землёй…
Я взял больничный и решил уехать на юг на какое-то время. У меня там престарелая дальняя родственница, у неё большой дом. Я смогу побыть практически в одиночестве, всё обдумать. Просто я не могу больше находиться в месте, где всё это произошло. Я не могу проходить мимо шкафа, об который она ударилась головой, не многу выглядывать из окна и видеть кусок свежевскопанной земли в центре участка. Мне кажется, ещё немного и я сойду с ума.
Денис закончил свой рассказ и привычно отвернулся к окну. По его щекам текли горячие слезы. Дыхание было неровным, периодически он всхлипывал. Отец Андрей закрыл глаза. В его мозгу, обжигающим словесным потоком, звучал тот вечерний телефонный разговор с Владимиром.
— Понимаешь с ней, что-то случилось! Она мне приснилась, просила помощи!
— Вов, успокойся. Яна у тебя девушка с характером, себя в обиду не даст. Всё нормально будет у неё. Я тебе сколько раз говорил, победи гордыню, помирись с ней первым. Вы ведь родные по крови всё-таки. Нельзя вам в соре жить.
— Андрей, говорю тебе, случилось, что-то у неё. Ну, вот чувствую. Никогда она мне не снилась, а вчера ночью приснилась. Говорит: Володя плохо мне здесь, холодно, очень холодно.
— А куда она уехала, ты так и не выяснил?
— Нет, я знаю только, что жениха она себе нашла какого-то, по Интернету, к нему уехала. Не попрощалась даже со мной. Андрей приезжай, пожалуйста. Помоги мне её найти. Хоть и злился и говорил, что знать не хочу, но ведь сестра же она мне, никого на свете роднее её нет.
Андрей открыл глаза. Денис смотрел в окно, по щекам всё также текли слезы. Первый раз в своей жизни отец Андрей испытал чувство ненависти. Он ненавидел сидящего перед ним человека. От христианского смирения не осталось и следа, сейчас он был готов наброситься на него с кулаками, но сдержался.
— Денис, извините, я выйду на пару минут.
Не дожидаясь ответа, Андрей встал и, закрыв за собой дверь, вышел из купе. Вагон спал, поезд, стуча колесами, летел в ночь, оставляя позади себя маленькие полустаночки. Из открытого окна дул свежий ночной ветер. Священник подошел к нему и оперевшись руками на поручень подставил своё красное, вспотевшее лицо ветру.
В его памяти всплыл образ рыжеволосой девушки Яны, сестры его лучшего друга. Он вспоминал тот день, десять лет назад. Они только что окончили духовную семинарию, на улице лето, впереди вся жизнь. Пятнадцатилетняя рыжеволосая девушка, с не по возрасту серьезным лицом, идущая между двумя одетыми в чёрное молодыми людьми. Интересное, наверное, было зрелище для окружающих. Но они не замечали тогда никого, молодые люди были просто счастливы. Бродили по городу, ели мороженное, разговаривали на разные темы. Андрей тогда не мог оторвать взгляда от Яны. Украдкой, сам стыдясь чувств, которые он испытывал, вновь и вновь молодой выпускник духовной семинарии Андрей Загагулько бросал робкие и застенчивые взгляды на сестру своего лучшего друга. Конечно, у них не могло ничего быть, об этом было глупо даже мечтать. Ей пятнадцать – ещё, в сущности, ребенок. Но глаза вновь и вновь сами фокусировали зрение на прекрасной рыжеволосой девушке, беззаботно улыбавшейся миру.
Он ехал к Владимиру со спокойным сердцем. Он действительно был уверен, что с Яной всё нормально. Но сейчас Андрей даже не сомневался, что в огороде его случайного попутчика закопана именно та рыжеволосая пятнадцатилетняя девочка из памятного летнего дня десятилетний давности. Андрей очень хорошо понимал, что человек, рассказавший ему эту историю, никогда не признается в совершенном преступлении сам. Священник, выслушавший за свою жизнь много разных историй, отлично понимал, что Денис не раскаивается. На протяжении всего разговора в его словах он ощущал только жалость, жалость к себе. В этих словах не было и капли раскаянья, даже эта исповедь была ничем иным как попыткой вызвать к себе жалость, поплакаться в жилетку о своей несчастной судьбе, сделать так чтобы его пожалели.
Отец Андрей понимал, что ему надо сделать выбор, принять одно из главных решений в своей жизни. На одной чаще весов был маленький храм, прихожане, его убеждения и его вера. На другой чаще была совесть. За то время, пока поезд едет до следующей станции, ему предстояло решить, что для него важнее — возможность смотреть в глаза другу, не отводя взгляд, или то чему он посвятил всю свою жизнь – путь священнослужителя. Андрей понимал, если он сделает то, что задумал, то он уже никогда не сможет войти в свою церковь, уже не сможет быть прежним отцом Андреем. Но если он этого не сделает, то уже никогда не сможет посмотреть без стыда в глаза своему лучшему и, в сущности, единственному другу. Он уже не сможет никогда нормально спать, до конца жизни его будет преследовать образ пятнадцатилетней рыжеволосой девушки Яны.
***
Поезд остановился. На перроне было тихо, лишь несколько человек в ярко красных жилетках суетились около состава, заправляя вагоны водой и простукивая колёсные пары. Чуть в стороне, на входе в вокзал курил человек в милицейской форме. Чаща весов склонилось, Андрей быстрой походкой направился в сторону тамбура.
— Здравствуйте!
— Доброй ночи батюшка, чем-то могу помочь?
— Я хочу сообщить о совершенном преступлении….
Июль – Август 2010.